Российская Федерация активно использует иммигрантов из ближнего зарубежья в войне против Украины. В сентябре мэр столицы Сергей Собянин официально заявил, что правительство Москвы развернёт в миграционном центре «Сахарово» полноценную инфраструктуру для поступления на военную службу в ВС РФ иностранных граждан. На самом деле такая инфраструктура работает уже с весны 2022 года — иммигрантов обманным путëм, или под предлогом каких-то льгот и денежных пособий заманивают в армию и отправляют на войну.
Эльдар Шайгалимов поговорил с сотрудницей миграционного центра «Сахарово», расположенного в Новой Москве. Она рассказала, как иммигрантов отправляют воевать против украинцев.
Если каждый будет помогать тому, кто находится рядом, тогда мы бы не знали войн и жили на взаимовыручке
Иллюстрация: Софья Липаткина / Скат media
— Антонина (имя изменено по просьбе собеседницы, — прим. ред), почему вы устроились работать в миграционный центр «Сахарово»?
— Главная причина — стабильность. Мне казалось, что это часть системы, и что там всё будет хорошо, в отличие от частных фирм.
— То есть, это был просто поиск заработка?
— Нет, не столько поиск заработка, сколько стабильности. Казалось, что государственное звено даст её во всём. Я ожидала уверенности в том, что не будет, как в частных конторах, что какой-нибудь дядя Вася тебя обманет. Когда устраивалась на работу, то понятия не имела, сколько конкретно буду зарабатывать и чем заниматься, просто искала стабильности. Быть частью системы — это и казалось стабильностью.
— Долго ли вы адаптировались в коллективе?
— До сих пор адаптируюсь. Большинство людей, которые там работают, это военные на пенсии и прочие люди из силовых ведомств. С ними сложно, потому что это изначально люди системы.
— Я видел такую картину, что люди, только прилетевшие в Россию, даже с грудными детьми, могут провести в миграционном центре несколько дней и ночуют с ними в машинах, так ли это?
— Да, это так. Более того, они умудряются среди земляков приторговывать местами в машине. Допустим, зимой два часа в автомобиле стоит 200 рублей — просто чтобы посидеть и погреться. Летом они спят либо в лесу, либо на каких-то приграничных территориях. Насчёт грудных детей — это отдельная история: мигранты могут одним ребёнком меняться на протяжении всего дня в надежде обойти огромную очередь. Некоторые люди помогают, даже сотрудники «Сахарово», видя ребёнка, который кричит то ли от того, что он голодный, то ли ещё от чего-то… В общем, все имеют какую-то человечность, в большинстве случаев сострадание у людей включается. Хотя я видела сотрудников из других отделов, которые хладнокровно ведут приём строго по очереди, не замечая того же ребёнка — мол, мы же знаем, что они меняются.
— Как на вас влияет такая картина? Нет ли ощущения беспомощности? Ведь всем помочь невозможно.
— Я не считаю, что всем помочь невозможно. Если каждый будет помогать тому, кто находится рядом, тогда мы бы не знали войн и жили на взаимовыручке. Считаю, что лучше зависеть как раз от взаимовыручки.
— Но здесь же вопрос других масштабов: сотрудников очень мало, а клиентов очень много. Кстати, какой коэффициент сотрудников и клиентов?
— В смену примерно 1200 человек работает.
— Сколько же тогда в день проходит мигрантов?
— До 8500 человек.
Когда я туда устроилась, меня многие спрашивали: интересно, а спустя какое время ты озвереешь?
Центр «Сахарово». Фото: Медиазона
— Есть ли в «Сахарово» какие-то особые правила на тему общения с мигрантами? Был ли какой-то диалог с руководством на эту тему при поступлении на работу?
— Особых указаний не было, пока не началась так называемая «специальная военная операция», тогда уже появились темы, на которые можно разговаривать и на которые нельзя.
Были, например, такие моменты. При фотографировании мы с женщин должны снимать хиджабы, и случались следующие инциденты: если сотрудник — мужчина, а девушка-мигрантка снимает хиджаб, мог влететь её муж и начать раздавать ей пощёчины. Но сейчас все стали к этому более лояльны.
— Нет ли у вас ощущения, что у ваших коллег происходит деформация личности на фоне работы? Это ещё называют деморализацией, популярное слово сегодня. Или вы думаете, что эти сотрудники уже пришли с набором подходящих качеств?
— Это очень хороший вопрос. Когда я туда устроилась, меня многие спрашивали: интересно, а спустя какое время ты озвереешь? Иначе говоря, когда у меня проснётся ненависть к этим людям.
— То есть некая брезгливость по национальным признакам?
— И это тоже. В общем-то все ждали, когда придёт тот пик, что тебя вывели из себя и ты уже будешь в постоянном накале и войдëшь в состояние безразличия и цинизма по отношению к ним (иммигрантам, — прим. ред.)
— Как вы думаете, почему с вами этого не случилось? И много ли людей, которые не выдерживают такого напряжения и хотят какой-то справедливости, что ли, а может и вовсе сбегают?
— Я думаю, со мной этого не случилось просто потому, что я не на своём месте, и внутри этой системы оказалась случайно. Ну и потому, что у меня абсолютно другие взгляды на вещи, на жизнь, в связи с этим у меня присутствует постоянное непонимание и неприятие вот такого обращения с людьми. А люди системы... Ну, они к этому привыкшие, для них это норма. Там все всё терпят и молчат, буквально один-два из ста человек, которые могут высказаться, да и то по причине своего долгого времени работы там.
— Молчат, потому что боятся потерять работу?
— Совершенно верно.
— Скажите, пожалуйста, сколько в целом уходит денежных средств у одного мигранта на получение гражданства, разрешения на работу?
— Я могу назвать сумму, но она разная для разных граждан. Мигрант, во-первых, каждый месяц платит налог 5 тысяч рублей, плюс ещё единовременная плата около 15 тысяч.
Я знаю людей, которые абсолютно не хотели этим заниматься, быть первым звеном в причине гибели человека на этой бессмысленной войне, но их обязали под предлогом штрафов и лишения премий