Российская Федерация активно использует иммигрантов из ближнего зарубежья в войне против Украины. В сентябре мэр столицы Сергей Собянин официально заявил, что правительство Москвы развернёт в миграционном центре «Сахарово» полноценную инфраструктуру для поступления на военную службу в ВС РФ иностранных граждан. На самом деле такая инфраструктура работает уже с весны 2022 года — иммигрантов обманным путëм, или под предлогом каких-то льгот и денежных пособий заманивают в армию и отправляют на войну.
Эльдар Шайгалимов поговорил с сотрудницей миграционного центра «Сахарово», расположенного в Новой Москве. Она рассказала, как иммигрантов отправляют воевать против украинцев.
Если каждый будет помогать тому, кто находится рядом, тогда мы бы не знали войн и жили на взаимовыручке
Иллюстрация: Софья Липаткина / Скат media
— Антонина (имя изменено по просьбе собеседницы, — прим. ред), почему вы устроились работать в миграционный центр «Сахарово»?
— Главная причина — стабильность. Мне казалось, что это часть системы, и что там всё будет хорошо, в отличие от частных фирм.
— То есть, это был просто поиск заработка?
— Нет, не столько поиск заработка, сколько стабильности. Казалось, что государственное звено даст её во всём. Я ожидала уверенности в том, что не будет, как в частных конторах, что какой-нибудь дядя Вася тебя обманет. Когда устраивалась на работу, то понятия не имела, сколько конкретно буду зарабатывать и чем заниматься, просто искала стабильности. Быть частью системы — это и казалось стабильностью.
— Долго ли вы адаптировались в коллективе?
— До сих пор адаптируюсь. Большинство людей, которые там работают, это военные на пенсии и прочие люди из силовых ведомств. С ними сложно, потому что это изначально люди системы.
— Я видел такую картину, что люди, только прилетевшие в Россию, даже с грудными детьми, могут провести в миграционном центре несколько дней и ночуют с ними в машинах, так ли это?
— Да, это так. Более того, они умудряются среди земляков приторговывать местами в машине. Допустим, зимой два часа в автомобиле стоит 200 рублей — просто чтобы посидеть и погреться. Летом они спят либо в лесу, либо на каких-то приграничных территориях. Насчёт грудных детей — это отдельная история: мигранты могут одним ребёнком меняться на протяжении всего дня в надежде обойти огромную очередь. Некоторые люди помогают, даже сотрудники «Сахарово», видя ребёнка, который кричит то ли от того, что он голодный, то ли ещё от чего-то… В общем, все имеют какую-то человечность, в большинстве случаев сострадание у людей включается. Хотя я видела сотрудников из других отделов, которые хладнокровно ведут приём строго по очереди, не замечая того же ребёнка — мол, мы же знаем, что они меняются.
— Как на вас влияет такая картина? Нет ли ощущения беспомощности? Ведь всем помочь невозможно.
— Я не считаю, что всем помочь невозможно. Если каждый будет помогать тому, кто находится рядом, тогда мы бы не знали войн и жили на взаимовыручке. Считаю, что лучше зависеть как раз от взаимовыручки.
— Но здесь же вопрос других масштабов: сотрудников очень мало, а клиентов очень много. Кстати, какой коэффициент сотрудников и клиентов?
— В смену примерно 1200 человек работает.
— Сколько же тогда в день проходит мигрантов?
— До 8500 человек.
Когда я туда устроилась, меня многие спрашивали: интересно, а спустя какое время ты озвереешь?
Центр «Сахарово». Фото: Медиазона
— Есть ли в «Сахарово» какие-то особые правила на тему общения с мигрантами? Был ли какой-то диалог с руководством на эту тему при поступлении на работу?
— Особых указаний не было, пока не началась так называемая «специальная военная операция», тогда уже появились темы, на которые можно разговаривать и на которые нельзя.
Были, например, такие моменты. При фотографировании мы с женщин должны снимать хиджабы, и случались следующие инциденты: если сотрудник — мужчина, а девушка-мигрантка снимает хиджаб, мог влететь её муж и начать раздавать ей пощёчины. Но сейчас все стали к этому более лояльны.
— Нет ли у вас ощущения, что у ваших коллег происходит деформация личности на фоне работы? Это ещё называют деморализацией, популярное слово сегодня. Или вы думаете, что эти сотрудники уже пришли с набором подходящих качеств?
— Это очень хороший вопрос. Когда я туда устроилась, меня многие спрашивали: интересно, а спустя какое время ты озвереешь? Иначе говоря, когда у меня проснётся ненависть к этим людям.
— То есть некая брезгливость по национальным признакам?
— И это тоже. В общем-то все ждали, когда придёт тот пик, что тебя вывели из себя и ты уже будешь в постоянном накале и войдëшь в состояние безразличия и цинизма по отношению к ним (иммигрантам, — прим. ред.)
— Как вы думаете, почему с вами этого не случилось? И много ли людей, которые не выдерживают такого напряжения и хотят какой-то справедливости, что ли, а может и вовсе сбегают?
— Я думаю, со мной этого не случилось просто потому, что я не на своём месте, и внутри этой системы оказалась случайно. Ну и потому, что у меня абсолютно другие взгляды на вещи, на жизнь, в связи с этим у меня присутствует постоянное непонимание и неприятие вот такого обращения с людьми. А люди системы... Ну, они к этому привыкшие, для них это норма. Там все всё терпят и молчат, буквально один-два из ста человек, которые могут высказаться, да и то по причине своего долгого времени работы там.
— Молчат, потому что боятся потерять работу?
— Совершенно верно.
— Скажите, пожалуйста, сколько в целом уходит денежных средств у одного мигранта на получение гражданства, разрешения на работу?
— Я могу назвать сумму, но она разная для разных граждан. Мигрант, во-первых, каждый месяц платит налог 5 тысяч рублей, плюс ещё единовременная плата около 15 тысяч.
Я знаю людей, которые абсолютно не хотели этим заниматься, быть первым звеном в причине гибели человека на этой бессмысленной войне, но их обязали под предлогом штрафов и лишения премий
Центр «Сахарово». Фото: mos.ru
— Правда ли, что мигрантов сегодня при заполнении документов обманным путём заставляют подписать анкету с «тайным пунктом» поехать на войну? Расскажите об этом, пожалуйста.
— Да, правда. Сначала это было как предложение на добровольной основе.
— Когда это началось?
— В марте. Предлагают сотрудники, которые занимаются оформлением документов.
— А как об этом говорят? Открыто? Мол, хочешь ли ты пойти на войну?
— После заполнения документов они предлагали это в свободной форме, мол, полгода службы с денежным довольствием, по их меркам гигантским, и потом сразу российский паспорт.
— А где он должен воевать полгода? В рядах российской армии или ЧВК?
— Вопрос хороший. Как бы они попали в российскую армию, не имея гражданства? Есть мнение, что имеются специальные подразделения с мигрантами. У нас в «Сахарово» выделили отдельное помещение, в котором сидит какой-то дядечка в форме, причём даже не военком, а из какого-то военного училища. Так вот, он проводит беседы с мигрантами, вербует их.
Сначала им предлагали пойти воевать на добровольной основе, но, видимо, спрос на такой расклад был невысок и власть не устраивал. И через некоторое время нашим сотрудникам дали указание ставить этот пункт по умолчанию, никого ни о чём не спрашивая.
— Как это происходит?
— В программе есть кодовое общение, каждая графа нумеруется, и у этого пункта есть номер. Были такие случаи, что ко мне приходит человек, и я у него в анкете вижу этот код. Куда эти граждане дальше попадали, остаётся загадкой. В принципе, хотелось бы знать, что с ними теперь, ровно как и с теми, кого обманом отправили, поставив этот код, и с теми, кто сам согласился, были и такие. Для иммигрантов это хорошие деньги, плюс заманчиво звучит предложение получить российский паспорт без препятствий всего через полгода.
— Вы можете назвать номер этой секретной графы?
— Там набор цифр — три восьмёрки. Нам было запрещено общаться на эти темы, но в ходе работы так или иначе перекидываешься парой слов, и меня удивляло, что попадались люди — и молодые, и в возрасте — у которых я, увидев этот код в анкете, невольно спрашивала: «Вы что собрались „туда“»? И мне отвечали: «Нет, вы что, никуда я не собрался». На что я спрашивала: «А вам предлагали?» Но я так поняла, что им уже запретили общаться на тему войны.
— Получается, их на каком-то этапе предупреждают, что эта тема запретная?
— Да, на начале оформления их, грубо говоря, зазомбировали, предложили, а потом предупреждают, что с другими сотрудниками на эту тему не стоит общаться.
— То есть, человек заплатил гигантские для себя деньги с целью получения вида на жительства или разрешения на работу, а бонусом поехал на войну?
— Получается так.
— Как к этому относятся сотрудники «Сахарово»?
— Я знаю людей, которые абсолютно не хотели этим заниматься, быть первым звеном в причине гибели человека на этой бессмысленной войне, но их обязали под предлогом штрафов и лишения премий. Самое интересное, что в этом же центре принимаются граждане Украины, которые бегут от войны.
— Они тоже не знают про этот пункт?
— Я думаю, вряд ли они готовы встретиться в одном центре с потенциальными убийцами их родственников и соседей.
— А много граждан Украины в миграционном центре?
— Сейчас нет, они даже не получают патенты, у них на данный момент упрощённая система, отдельные очереди и окна, в общем, «привилегии». Их обслуживают как люксовых, создают видимость заботы.
— Давайте вернëмся к «тайному пункту». У сотрудников есть какой-то план? Сколько человек нужно было заставить подписать «тайный пункт»?
— Насколько мне известно, была отдана команда, чтобы каждый сотрудник из принимающих окон в отдел формования должен предложить не менее ста человек.
— В день?
— Да, в день.
— Сколько же сотрудников работает в этом отделе?
— Примерно пятьдесят — тех, которые занимаются именно оформлением граждан.
— Это же какие-то огромные цифры! Получается, по 5 тысяч человек в день они должны предложить?
— Да. Сейчас эта цифра возросла, потому что пункт ставят по умолчанию, и с ними общаются люди уже из других структур, более серьёзных. Было какое-то время, в конце октября, тогда каждый второй мигрант шёл с такой пометкой, от 18-летнего пацана до мужчины в возрасте. Когда я это заметила, картина стала вырисовываться более чётко и задела за душу. Зная отношение нашей власти к своим гражданам, страшно подумать, как оно отнесётся к гражданам другого государства, которые здесь по сути гастарбайтеры и не имеют никаких прав.
— Как к этому относятся сами сотрудники? Нет ли такого настроя, как у Пригожина: «Или зэки, или ваши дети», только зэков заменяем на трудовых мигрантов?
— Есть такие, которые ненавидят свою работу, но многие так и говорят, что чем больше их (иммигрантов, — прим. ред.) поедет на войну, тем меньше погибнет наших.
— И много тех, кто так говорит?
— Да, конечно.
— Были ли те, кто отказывался участвовать? Или пытался предупредить людей об опасном пункте?
— Разговоры в курилках были, но они заранее знают, что их будут наказывать как минимум премией. И, естественно, даже если что-то такое было, в открытую этого говорить никто не будет.
— Много ли среди сотрудников религиозных людей?
— Сложно об этом разговаривать с людьми системы, большинство ведь поддерживает политику, направленную на уничтожение Украины, и согласны с Путиным. А если люди поддерживают братоубийственную войну, сложно что-то говорить о религии. Я знаю несколько человек, которые очень набожные, но они из того же большинства, которое поддерживает правительство.
— Неужели люди не понимают, что идут вразрез с собственной религией?
— Я думаю, что зачастую люди даже не понимают, что являются первым звеном на пути человека к войне. Если человек, допустим, не погибнет на войне, а покалечится, станет инвалидом, например, с оторванной рукой, он ведь первым делом вспомнит кого? Он вспомнит миграционный центр, потому что оттуда эта цепочка и началась. А сколько таких людей, которым за «энную» сумму денег сначала предложили работу, а потом вложили в руки автомат? А вот как сотрудники с этим ложатся спать, мне непонятно.
— Как вы считаете, почему есть несогласные, но они продолжают выполнять по сути преступные задания?
— Все сотрудники этого отдела постоянно слушают угрозы об урезании зарплат, премий, многие там давно работают и держатся за места, потому их легко заставить делать всё, что угодно. Они уже давно сломлены системой и морально-этические вопросы ставят ниже меркантильных. Тем более, что туда большинство приходит по протекции — людей с улицы в центре очень мало.
— Правда ли, что иммигрант, 15 октября расстрелявший в Белгороде 26 человек из 138-й бригады (11 из которых погибли), оформлялся в «Сахарово» в марте этого года?
— Насколько мне известно — да, это правда. По моим данным, один из стрелявших был оформлен 7 марта 2022 года. Это не какая-то секретная информация. По большому счёту, ведь несложно проверить — кем он принимался и когда, даже по его регистрации и патенту это легко вычислить.
Просто театр абсурда. Бессмысленность, безысходность какая-то от того, что выполняют какие-то тупые задания, выслуживаются за зарплату
Центр «Сахарово». Фото: Сергей Ведяшкин / АГН «Москва»
— Что возмутило вас больше всего в этой работе и стало последней каплей?
— Возмутила беспомощность этих граждан, и ещё то, как сотрудники между собой конкурировали, кто больше наберёт этих «восьмёрок». Расскажу одну историю. Как-то сотрудникам устроили собрание, на котором одну сотрудницу долго хвалили за то, что она собрала самое большое количество «восьмёрок» за месяц, а в конце собрания её наградили шоколадкой «Алёнка». Она была так тронута, что даже немного прослезилась.
Просто театр абсурда. Бессмысленность, безысходность какая-то от того, что выполняют какие-то тупые задания, выслуживаются за зарплату.
— Есть ли, по вашему мнению, возможность что-то изменить? Я не имею в виду саму систему, ведь система, как известно, упирается в людей, в каждого из нас. В том числе и в таких, кто за шоколадку и каплю похвалы готов отправлять людей обманным путём на верную смерть.
— Конечно, возможность что-то изменить есть. Но вы поймите одну вещь: в «Сахарово… с обеих сторон сидят люди, и все они — и сотрудники, и мигранты — там находятся от безвыходности ситуации. Служащим кажется, что лучших условий нет, альтернативного места работы нет, вся страна подведена к этому: если ты работаешь — это уже хорошо, и не важно, нравится тебе сама работа или нет. С другой стороны мы видим людей, которые бегут от нищеты, едут в Россию, чтобы прокормить свою семью. И по сути они все в одной мясорубке.
— Каким образом на вас повлиял опыт такой работы?
— Я бы не хотела больше работать в подобном месте с такими людьми Вообще всё, что касается системы, очень далеко от моих взглядов на жизнь.
— Известно ли вам, что иммигранты называют «Сахарово» филиалом ада на Земле?
— Ой, на эту тему гуляет много шуток и каламбуров, ведь для этого есть немало причин, вы же понимаете? Мне бы не хотелось попасть в такое место, где заплатишь кучу денег и получишь такое качество обслуживания, а потом и «копьё в руки».
Кстати, сейчас на южной стороне Подмосковья появились фирмы, которые делают так называемые «патенты под ключ», то есть тебя специальные люди водят по коридорам без очереди. Есть видимо какая-то договорённость между теми фирмами и нашим начальством.
Наш корреспондент позвонил в миграционное агентство «Мигрон». Сотрудница агентства рассказала, что патент под ключ стоит от 46 тысяч рублей за услугу, без учёта сборов миграционного центра. При этом она подчеркнула, что данная сумма вполне может быть не финальной, и всё будет решаться при встрече в офисе.
— Есть ли что-то, что бы вы хотели сказать своим бывшим коллегам и бывшим клиентам?
— Хотела бы сказать, чтобы сотрудники не верили в то, что если они работают в государственной организации, то она вас от чего-то будет защищать. Многих наших сотрудников забирали на войну так же, как и других граждан РФ.
В общем, не верьте системе. И если вы всё же в неё попали, будьте верны себе, своим близким, своей семье. Ни одни деньги, ни один паспорт не стоят того, чтобы умирать за чужие интересы и лишать жизни других людей.
— А согражданам хотите что-нибудь сказать?
— Своих сограждан я делю на три категории: соучастники, молчащие и несогласные. Соучастникам я вообще ничего не хочу говорить, всем в этом мире отведено место, и мне понятно, где эти люди окажутся.
А вот молчащим хочется сказать: меньше смотрите телевизор. Задумайтесь о том, что есть точно такие же люди, как вы, говорящие на том же языке. У нас с ними одна история. Но, к сожалению, есть диктаторы, которые, отправляя одних на так называемые «специальные военные операции», лишают жизней других, тем самым ломая судьбы всем нам, вместе взятым.
Редакторы: Аделаида Бергман и Лев Гяммер
