Дарье 29 лет, в психиатрическую больницу города Серпухова, расположенную на улице Ленинского Комсомола, она попала в 2019 году после попытки самоубийства во время депрессивной фазы биполярного аффективного расстройства второго типа. Оно характеризуется сменой периодов гипоманий (эпизодов повышенного настроения, характеризующихся повышенной энергичностью и ослаблением самокритики, — прим. ред.) и депрессий.
Схема из книги «Биполярное расстройство. Гид по выживанию для тех, кто часто не видит белой полосы»
Биполярное расстройство не приводит к деградации личности, не снижает умственные способности и не лишает человека дееспособности. Но при этом считается тяжёлым заболеванием из области «большой психиатрии» наравне с шизофренией, и одним из самых опасных из-за высокого суицидального риска.
Из книги «Биполярное расстройство. Гид по выживанию для тех, кто часто не видит белой полосы» (Маша Пушкина, Евгений Касьянов)
Схема из книги «Биполярное расстройство. Гид по выживанию для тех, кто часто не видит белой полосы»
Дарью привезли в психиатрическую больницу Серпухова из реанимации, где она оказалась после попытки самоубийства, и госпитализировали в «добровольно-принудительном порядке».
В духе «или сами скажете да, или уложим и ещё запомним». В принципе, сначала я была даже не против, потому что рассчитывала на какую-никакую помощь в стабилизации состояния. Чуть позже поняла, что ни о какой стабилизации речи идти не могло.
Психиатрическая больница № 7. Фото: oka.fm
Стационар находится в старом здании, в нём два отделения: мужское и женское.
Палаты делятся на обычные и «надзорку» — поднадзорные палаты без дверей. Там лежат поступившие недавно. «Огромное количество лежачих пожилых женщин в деменции и те, кто считался „неблагонадёжным“, причём решение о помещении в „надзорку“ принималось просто потому что», — рассказывает Дарья.
Лежащим в надзорной палате нельзя выходить в общую комнату, исключение — приёмы пищи.
Всё остальное время положено проводить в клопастой постели. Я правило не знала и выходила, на что, спасибо медсёстрам и санитаркам, закрывали глаза просто в свете того, что я не чинила никаких неприятностей, тихо сидела и читала.
На койках в палатах матрацы с клопами. «Сыпь по телу я лечила ещё месяц после выписки, на мои жалобы провели демонстративную обработку силами младшего медперсонала», — жалуется Дарья.
Фото: Алексей Волхонский / V1.RU
Младший медперсонал — это санитарки, в большинстве своём, — женщины в возрасте, пытающиеся подзаработать.
Они просто женщины с непосильной для их возраста и состояния здоровья нагрузкой — перестилать бельё, обмывать лежачих, следить за порядком в целом. И за минимальную помощь они неплохо относились и давали маленькие поблажки, основной из которых было, конечно, курение вне графика.
Сигареты в психиатрической больнице — отдельная валюта даже для некурящих. В день выдаётся восемь сигарет. «Многим, конечно, хотелось больше, и за сигарету можно было получить расположение и еду из передачек других пациентов», — сообщает Дарья.
Обычные палаты на шесть человек закрываются на день и туда практически невозможно попасть, потому что их не отпирают в течение дня. Причины такого решения неизвестны. У многих психотропных препаратов, например, антидепрессантов, побочным эффектом оказываются сильная сонливость и головокружение, но даже при них в палату попасть нельзя.
Мы спали, оперевшись о подоконник или стол в общей комнате.
Фактически, лечения в этой больнице нет. Всё лечение состоит из изоляции. Телефоны у пациентов отбирают, а таблетки выдают три раза в сутки в кабинете медсестры, где пациент их принимает, а после показывает сотруднику рот, доказывая проглатывание лекарства. Говоря о телефонах, врач «за хорошее и правильное поведение» может разрешить ими пользоваться под надзором у поста медсестры, но на практике такого почти не происходит.
Родственники могли позвонить на стационарный телефон и попросить поговорить, однако и этого вполне могли лишить под предлогом «тебе нельзя, ты неадекватна, это плохо на тебя влияет», а по факту — по желанию левой пятки врача.
Свидания тоже запрещают и разрешают в зависимости от желания врача. Причины не объясняют, а за попытки выяснить — продлевают изоляцию.
В основном, пациенты — это лежачие пожилые женщины в деменции и алко-, наркозависимые, которым «помогают» только изоляцией. Ни диагнозов, ни названий препаратов пациентам не сообщают, несмотря на то, что это нарушение закона. Такие действия нарушают Федеральный закон от 21.11.2011 N 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», согласно которому каждый имеет право получить информацию об установленном диагнозе и методах оказания медицинской помощи.
Врач бодро меня обругал за то, что я узнала препарат, — я принимала его раньше, и он вызвал сильную аллергию, — сказал, что я «слишком увлекаюсь таблетками, раз их узнаю по виду», но хотя бы препарат отменил. Видимо, только потому, что у меня были те, кто ко мне ездил: родители и муж. На мнение тех, у кого никого не было во внешнем мире, всем было всё равно.
Фото: Shutterstock.com
Пациентами в основном занимаются медсёстры: раздают таблетки и следят за поведением. Под «следят за поведением» — подразумевается наблюдение за эмоциями.
На самом деле следили только за тем, чтоб вы, не дай бог, не стали слишком громким, весёлым или грустным, не заплакали или не засмеялись слишком громко — вот это докладывалось врачу. И, на выбор врача, вас могли: перевести в «надзорку» и привязать, вколоть «успокоительное», а какое — разумеется, не говорили, вообще все лекарства давали вслепую для пациентов, лишить свиданий с близкими, продлить срок пребывания… или только припугнуть этим. Лично мне грозились «успокоительным» за слёзы, вполне контролируемые, не истерические из-за ссоры с мужем. Но медсёстры всё же, по большей части, не были совсем уж церберами, просто надсмотрщиками.
Попасть в кабинет врача, чтобы задать вопросы о лечении или сроках госпитализации, можно только в том случае, если пациент сам добивается встречи с ним. Можно прийти к нему в условно положенное время и получить несколько слов «ни о чём, то есть абсолютно», как говорит Дарья, но полноценного врачебного приёма в больнице не происходит.
Сроки госпитализации не знает никто, кроме врача. «Врач всегда давал уклончивые ответы, а если ты настаивал, озвучивал какие-то нереальные сроки, потому что если ты хочешь домой, то это ты не вылечился, это плохо, и в ближайшее время тебя не выпишут», — объясняет Дарья. Выздоровевшим в больнице считается тот, кто ведёт себя тихо и делает вид, что ему всё равно, где он находится.
Но выписали меня всё равно за кофеварку за двадцать тысяч рублей главврачу от моего отца. Кажется, это убедило его в моей вменяемости гораздо лучше.
Фото: ru.freepik.com
Но через несколько месяцев главврач, на тот момент им был Шубин Денис Николаевич, написал Дарье в WhatsApp с предложением встретиться. Сообщение было отправлено ночью. Судя по всему, он нашел её номер в личном деле пациента. А это является нарушением пункта 5 Кодекса профессиональной этики психиатра: «Психиатр обязан проявлять максимальную деликатность в отношении личной жизни пациента, не вторгаться в эту сферу без его согласия».
Единственное, что я получила после этого всего: плюс 10 килограмм веса, сыпь по телу и ещё более сорванную психику.
Дарья о своём опыте госпитализации
Государственная психиатрия обычно пугает людей. Судя по всему, не зря. Системе оказания медицинской помощи в России нужны масштабные реформы. А обществу — дестигматизация ментальных заболеваний.
Редактор: Аделаида Бергман
