Предупреждение о возможном конфликте интересов: автор этого материала работала юристом от ОВД-Инфо
ОВД-Инфо существует уже более десяти лет. Один из главных правозащитных проектов в России появился в 2011 году во время протестов против фальсификаций на парламентских выборах. Журналист Григорий Охотин и программист Даниил Бейлинсон в Facebook начали сообщать о задержаниях протестующих. За несколько лет команда ОВД-Инфо выросла до нескольких сотен юристов, адвокатов и волонтёров по всей России.
Штаб ОВД-Инфо. Фото: Анна Артемьева / Новая газета
Изначальная цель проекта — мониторинг задержанных, но со временем ОВД-Инфо начало оказывать юридическую помощь в отделах полиции, национальных судах и ЕСПЧ (Европейский суд по правам человека, — прим. ред.) В первые годы своей жизни правозащитная организация вошла в состав правозащитного центра «Мемориал».
Переломным временем для всех правозащитных организаций стал 2021 год. Тогда Генпрокуратура потребовала ликвидировать правозащитный центр «Мемориал» и «Международный Мемориал», тем самым лишив ОВД-Инфо юридического лица. 29 сентября Минюст внёс проект в список «иноагентов», а 25 декабря Роскомнадзор начал блокировку сайта самого ОВД-Инфо, где находились памятки задержанным и шаблоны для судебных ходатайств. После полномасштабного вторжения в Украину Россию выгнали из Совета Европы и юрисдикции ЕСПЧ — единственного суда, где россияне могли добиться справедливости.
Несмотря на то, что добиваться справедливости в судах становится всё тяжелее, юристы и адвокаты продолжают защищать людей, которых преследуют по политическим мотивам в судах и отделах полиции, а волонтёры продолжают следить за судьбой каждого задержанного на митингах. Более того, впервые за 10 лет ОВД-Инфо расширило свои полномочия и начало помогать не только тем, кого задерживают на митингах, но и тех, кого преследуют по новым статьям о «дискредитации» ВС РФ и «фейках».
Мы поговорили с юристом ОВД-Инфо Владимиром Жилкиным о том, как он сам стал «иноагентом», что сейчас происходит в российских судах и почему он продолжает работу на, казалось бы, «выжженной земле».
Пришлось заниматься самообразованием, защищать себя
Владимир Жилкин и Владимир Кара-Мурза. Фото: RusNews
— Когда и за что вас признали «иноагентом»?
— Формально меня признали за 171 рубль, который мне перевёл марокканский студент, живущий в Тамбове и обучающийся на медицинском факультете. У него не было с собой наличных и он не мог заплатить. Вот он скинул мне деньги на карточку. Ну и за получение денег от иностранца формально меня смогли наказать. 5 мая по моим заявлениям Минюст выпустил приказ, по которому я перестал быть «иностранным агентом». Но в списке Минюста я продолжаю оставаться как «иностранный агент».
— Как вы решили стать правозащитником?
— Занимаясь активизмом и политической деятельность у себя в Тамбове, являясь координатором «Открытой России» (межрегиональная общественная организация, в 2017 году признанная «нежелательной», — прим. ред.) в то время, я испытывал существенные проблемы с тем, чтобы находить адвокатов. Чаще всего адвокаты, несмотря на любые договорённости, в итоге отказывались ехать в отделы полиции и приходить в суд. Они честно говорили, что из-за меня или моих коллег по «Открытке» не собираются портить свои отношения с судьями. Поэтому через какое-то время я понял, что единственный вариант защищать своих друзей и себя — это погружение в тематику, связанную с «митинговыми» статьями, статьями по «нежелательности» и так далее.
Пришлось заниматься самообразованием, защищать себя. Ну и уже в конце 2020 года мы стали помогать в Тамбове с одним из адвокатов сиротам: добивались, чтобы по суду принимались решения об обязательстве органов защиты выдавать квартиры. И дальше начались события января и последующих месяцев, связанных с приездом Навального. У нас в Тамбове было порядка 150 дел. Так как я понимал, что есть проблема с адвокатами, то я и несколько адвокатов обеспечивали людей защитой в судах, отделах полиции, обеспечивали спецприёмники.
— С чего началось ваше сотрудничество с ОВД-Инфо?
— Мы были знакомы с Аллой Фроловой (координатор юридической помощи ОВД-Инфо, — прим. ред.), она предложила взаимодействие, мы начали ещё в Тамбове. И вот в марте этого года я приехал в Москву и мне предложили заниматься защитой людей в Москве.
С февраля все судьи всех районных судов занимают предельно антигуманную, бесчеловечную позицию
Сотрудница ОВД-Инфо Алла Фролова. Фото: сайт «Мемориала»
— Были какие-либо проблемы с полицией из-за работы в ОВД-Инфо?
— Я бы не сказал. У меня сейчас редкий спокойный период за последние годы. Когда я приезжаю в Тамбов — меня умудряются найти, вручить мне какие-то предостережения. А в Москве я прямо как будто бы попадаю на другую землю. Тут я, судя по всему, не такой фактор раздражения.
— Как изменилась работа с 24 февраля? Стало ли больше дел, меньше оправданий?
— Если можно, я по-другому отвечу. У меня на днях было дело по Троицкому лесу и на один день у Татьяны Голевой (подзащитная Владимира, — прим. ред.) было 12 дел. У меня была прекрасная возможность после нескольких месяцев чисто политических дел по ч. 5 ст. 20.2 КоАП столкнуться с не настолько политической темой. И, знаете, я понимаю, что одни и те же судьи проявляют себя по-разному. Конечно, с февраля все судьи всех районных судов занимают предельно антигуманную, бесчеловечную позицию. Они достаточно жёстки, но иной раз даже кажется, что некоторым это даётся тяжело.
В подтверждение своих слов скажу, у меня был месяц назад случай: в момент суда я сделал всё, чтобы судье доказать, что имеет место идеальная совокупность и второй раз человека наказывать нельзя. Это как-то в рамках данного судебного процесса повисло в воздухе вопросом, и, когда я был в коридоре этого суда уже у другого судьи, ожидал, когда начнётся процесс, мимо проходил прежний судья, наклонился ко мне и сказал на ушко: «Потому что партия не велит». Это был ответ на мой риторический вопрос: «Почему вы не видите эту идеальную совокупность, вы сейчас второй раз накажете человека». Поэтому, на самом деле, какие-то черви съедают этих судей и они переживают, им хочется что-то такое выплеснуть. Я не буду называть судью, при всём при том, что он однозначно не прав. Но, на мой взгляд, человек, который таким образом признаётся в своей неправоте, лучше, чем тот, который цинично молчит.
Получается, концерт на 15 тысяч может быть, а человека с надписью «Мир» на этом концерте быть не может — это считается, с точки зрения санэпидемиологической обстановки, очень опасным, так что победили мир
Владимир Жилкин с подзащитным. Фото: Telegram-канал Mr & Mrs Zhilkin
— Насколько часто сейчас используют новую «дискредитирующую» статью?
— К сожалению, она уже не новая. Часто, да. В марте ещё не так сильно, а вот апрель-май как будто бы сорвались с цепи. Конец апреля и май были богаты на «дискредитацию», давали по две статьи, по три статьи. У меня есть подзащитный, у него за одно и то же самое действие и ч. 8 ст. 20.2 (повторное нарушение проведения митингов, — прим. ред.), и 19.3 (неповиновение требованию сотрудника полиции, — прим. ред.), и «дискредитация». Конечно, по-человечески всё внутри переворачивается, когда человека трижды вот так наказывают.
У меня есть пример с Катей Литвиненко, у женщины есть несовершеннолетние дети. За её выход на 9 мая с портретом своего деда или дяди с припиской «чтобы никогда больше», с фразой, которую вполне можно по-разному трактовать, нафантазировали столько всего по поводу «дискредитации». Да, действительно, в плане «дискредитации» сошли с ума. Но то, что происходит в Москве, — это ещё не настолько бредово и бесчеловечно. Я стараюсь и в Тамбове вести дела. Там я защищал парнишку в августе, у него было 8 звёздочек на его автомобиле (один из возможных смыслов — фраза «нет войне», — прим. ред.) Он в этом автомобиле успел проехать по двум районам города, и два разных отдела полиции передавали его «с рук на руки», в буквальном смысле слова: сделали протокол, представитель другого ОВД его забрал, скопировал все материалы со всеми ошибками из предыдущего отдела, и вот у него две статьи 20.3.3 («дискредитация» ВС РФ, — прим. ред.), потому что фотофиксацию, которая была сделана в разных районах, они посчитали не как длящееся преступление, а как отдельные кейсы. Вот такой жесткач в регионах имеет место быть.
— В чём ещё разница между политическими преследованиями в Москве и регионах?
— В регионах временами до сих пор «ковидную» статью не отменили. Только что наказали девочку в Тамбове, она была на организованном властями концерте, где было 15 тысяч тамбовчан. У неё была бумажка, на которой было написано «Мир» и значок пацифик, ей дали нарушение ковидных мер. У нас в постановлении есть пункт о недопустимости никаких публичных мероприятий. Получается, концерт на 15 тысяч может быть, а человека с надписью «Мир» на этом концерте быть не может — это считается, с точки зрения санэпидемиологической обстановки, очень опасным, так что победили мир.
Я думаю, что защищать права людей надо до тех пор, пока мы чувствуем себя людьми
Задержание в Москве. Фото: Настоящее время
— Есть ли смысл отстаивать свои права в российских судах?
— Однозначно да. Даже животные имеют какие-то минимальные права, например, право на жизнь или гуманную смерть, если мы говорим про животных, которых мы выращиваем в пищу. Поэтому, если мы лишаем человека прав, то мы ставим его на ступень ниже даже этих животных, уж извините за такое сравнение. Ну и в целом, как только мы отказываемся от защиты прав другого человека, то мы становимся теми же самыми людьми, которые готовы цинично смотреть на жителей планеты Земля и принимать решения о том, что можно вести какие-то там так называемые «военные спецоперации». Так что я думаю, что защищать права людей надо до тех пор, пока мы чувствуем себя людьми.
Люди должны свободу чувствовать и ценить. Этого сейчас нет. Я бы даже сказал, что это важнее, чем избавление от Путина
Митинг против мобилизации 21 сентября в Санкт-Петербурге. Фото: voleemor / Скат media
— Что должно измениться, чтобы в России суды стали независимыми?
— В силу возраста я застал то время, когда про разделение властей говорили очень много и это было чем-то таким обязательным и естественным, как отдельную власть ещё выделяли и средства массовой информации. Сейчас на эту тему никто не пытается сказать. Для этого люди должны стать уж если не свободными, то хотя бы верующими в свободу. Люди должны свободу чувствовать и ценить. Этого сейчас нет. Я бы даже сказал, что это важнее, чем избавление от Путина. Самая главная проблема — это то, что люди отказались от свободы и перестали воспринимать её как высшую ценность. Два ответа на ваш вопрос — смена путинского режима и восстановление ценности человека. Сейчас и человек — никто, и свобода не нужна, ну и с царём всё понятно.
Редакторы: Аделаида Бергман и Лев Гяммер
Материал подготовлен при поддержке «Фонда Бориса Немцова за свободу»
