«Война реальна» — интервью с беженкой из Украины

Рассказ украинки о том, как из-за войны ей пришлось покинуть родину

|

Автор: Даниил Ли

Предупреждение: в материале содержится мат*


Екатерине 25 лет, она художница из Киева и менеджерка культурно-досуговой деятельности. 24 февраля она проснулась от взрывов, а 4 марта пересекла границу.


За месяц войны Украину покинуло свыше трёх миллионов человек.


Ты тоже это слышишь?


Екатерина. Фото из личного архива


— Расскажи про 24 февраля. Как ты себя чувствовала?


— Ой, я очень хочу пошутить, но если покопаться в воспоминаниях, то не очень весело. В этот день я была у подруги, вернее, тогда я жила у неё некоторое время. Я должна была выйти на первый день работы, но по понятным причинам не вышла. Проснулась примерно в пять утра от громыханий. Они были далеко, но я спала достаточно тревожно. И когда я проснулась, я не сразу поняла, что это. Честно, я подумала, что это салюты, которые какие-то придурки решили попускать. Но потом я услышала, что подруга тоже не спит, идёт на кухню. Я решаюсь выйти, смотрю на неё и спрашиваю: «ты тоже это слышишь?». Мы стали проверять новости, проверять Telegram, пытались найти официальную информацию, реально ли Россия начала стрелять. При этом все знакомые в чатах писали, что у них тоже громыхает. В чате художников, они все из разных городов, тоже писали «мы слышим взрывы». И я просто была в таком состоянии дереализации, ты просто не веришь в происходящее, ты просто не хочешь верить в то, что твои кошмарные сны воплощаются в реальность, потому что мне до этого снились сны, как подрывают дома, а я со зданием падаю.


К счастью, я жива, как вы видите, но сам факт кошмара наяву страшненький. Мы не знали, что делать, куда деваться. Где-то часов в семь мы впервые услышали сирены, жутковатое ощущение. Мы решили спрятаться в паркинге на всякий случай. Подруга позвонила своим родителям, они договорились, что нас заберёт их знакомый. И мы два часа в паркинге сидели, воздушная тревога закончилась и мы решили вернуться в квартиру. И так просидели до часу дня, пока нам такси не вызвали, и мы с вещами поехали в город за Киевом (Екатерина попросила не указывать точное место, — прим. ред.), оттуда нас уже забрали.


— Расскажи, пожалуйста, как вы принимали решение уехать из Украины?


— Ни я, ни подруга, ни семья не планировали выезжать заграницу. Потому что мы надеялись, что это закончится хотя бы за неделю и что через неделю всё уладится, война закончится и мы сможем обратно вернуться к своим домам. Как видите, нет.


Екатерина нервно смеётся.


— Мы уехали в Закарпатье и там в гостинице мы просидели примерно неделю. Тогда начались разговоры о том, куда дальше ехать. Были мысли уехать в Польшу, но потом после долгих обсуждений приняли решение уехать в Германию, потому что там знакомые у подруги. Тот, кто нас довёз, остался в стране, потому что по закону он военнообязанный. Он вернулся в свой город, а за руль села его жена, и мы через Словакию поехали. Много машин было, многие стояли с часу до девяти вечера стояли на границе. В Словакии мы на ночь остановились и поехали дальше через Австрию до Германии. И там я приняла решение остаться в Германии как беженка, а подруга с остальными поехала в Черногорию к родственникам.


На завтраках, обедах и ужинах встречаем одного священника, который интересуется, как нам желать доброго утра по-украински, я его поправляю, чтоб звучало более корректно


Монастырь в Ландсберге-на-Лехе. Фото из личного архива


— Расскажешь немного про центр для беженцев? 


— Как сказать… Там суетно. Люди суетятся, люди волнуются, волонтёры тоже пытаются быть и там, и тут — везде, пытаются объяснить. Они на автобусе забирают людей и увозят, там же делают тест на коронавирус. Большая проблема с языковым барьером. Я немецкий не знаю, английский тоже не очень. Я с трудом выпросила ковид-тест, потом сидела ждала автобус. Я пришла часа в четыре, автобус приехал часов в восемь. Нас отвезли в лагерь для беженцев. Как я поняла, это для нас временное жильё, я бы сказала, транзитное. Если честно, это место напоминало больше какую-то военную базу, потому что там очень много было охраны с рациями. Когда нас привезли, у нас забрали паспорта и сказали ждать. Часа через полтора мне вернули паспорт и отвели в комнату. Это была огромная общажная комната, где 4 двухъярусных кровати, где жили девушки. Там я прожила пять дней. Кормят по графику три раза в день, общий туалет, общая душевая.


Я немного побаивалась, что там придётся надолго застрять, но мне повезло: на пятый день меня забрали. Из всего здания меня одну отправили и в моей голове вертелось только «Куда? Куда везут? Куда меня отправляют? Страшно!». И меня на автобусе отправили в город Ландсберг-на-Лехе. Я думала, мне опять придётся на английском говорить, но волонтёрка там резко заговорила по-русски, мне аж легче стало. Она помогла мне заполнить бланки, потом меня зарегистрировали в монастыре и отправили жить туда. Я сначала подумала, что это звучит, как мем какой-то! Мол, «в смысле, монастырь?», но потом была очень приятно удивлена, во-первых, тем, насколько там красиво, во-вторых, условиями. Мне выделили комнату на одного человека, условия там, по сравнению с предыдущим лагерем, намного лучше. Из забавного: мы на завтраках, обедах и ужинах встречаем одного священника, который интересуется, как нам желать доброго утра по-украински, я его поправляю, чтоб звучало более корректно. Я уже неделю тут живу, потихоньку учу немецкий, завтра буду узнавать насчёт миграционных вопросов.


— Есть уже какие-то планы?


— Мои планы сейчас — это выучить немецкий язык, найти курсы по рисованию и найти работу.


— Есть что-то, что хочешь ещё сказать читателям?


— Хочу сказать, что я выражаю уважение и восхищение тем, кто осознанно остаётся в стране (Украине, — прим. ред.), несмотря на войну. Хочу сказать, что мой опыт — одно большое, сплошное везение. Это ошибка выжившего, потому что нам повезло, что мы выехали в первый день. Война реальна. Мои друзья до сих пор в Украине, они рассказывают, что там происходит. Ваша русская пропаганда врёт. Причём очень нагло врёт. И я не знаю, какие промытые мозги нужно иметь, чтобы в это верить. Верить, что нас «освобождают». Ёбните деда, пожалуйста. Он вам жизни не даст и нам не даёт. Я не хочу, чтобы моя страна превратилась в руины из-за ебанутого деда, который является президентом вашего государства.


*по законам Российской Федерации, СМИ не могут публиковать сообщения с нецензурной бранью, поэтому ранее все бранные слова мы были вынуждены заменять близкими по смыслу аналогами, однако с недавних пор мы пересмотрели свою редакционную политику и отказались от этой практики


Фото на обложке: УНИАН

Редактор: Лев Гяммер

Поддержите Скат media

Наша единственная надежда в эти тёмные времена — вы.